Е. Быстрицкий. Построение государства: пути легитимации. Раздел III. Глава 2. §1, §3, §4. — В кн.: Украинская государственность в XX веке. — К.: «Політична думка», 1996. — С. 320-323; 328-348.

Головна         укр.         eng.





Евгений БЫСТРИЦКИЙ

ПОСТРОЕНИЕ ГОСУДАРСТВА: ПУТИ ЛЕГИТИМАЦИИ



Противоречие между уже совершенным и даже политически оформленным действием, с одной стороны, и его социально-правовым закреплением в виде стабильного общественного строя, политического режима, с другой, является одной из существенных черт так называемых переходных периодов. Это время общественно-политических трансформаций представляет собой констелляцию многочисленных столкновений между неузаконенным новым и юридически и морально умирающим старым, столкновений различных мировоззренческих устремлений, групповых и корпоративных домогательств, период общеправовой неопределенности — излюбленную среду для общественно активных личностей, не исключая и людей авантюрного типа на всех уровнях взмутненной жизни. Однако и в период социально-политической неопределенности некая «дезорганизованная организация» общества не исчезает; жизнь продолжается; формы общности разрушаются и созидаются; из облаков пыли, поднятых обвалом имперского здания, постепенно вырисовываются контуры новой общественной организации.

Образ трансформированного общественно-политического устройства как раз и зависит от процессов, которые только и удерживают общество от окончательного саморазрушения, правового «беспредела», беспорядка и хаоса в переходный период и определяют будущую социально-культурную форму: это процессы легитимации.




§1. Проблема легитимации


В современной социальной и политической философии понятие легитимности означает, что существуют достаточные аргументы в пользу требования признавать определенный политический режим хорошим и справедливым. Легитимный строй — это такое общественно-политическое устройство, которое заслуживает признания. Легитимация как действие и есть процесс признания той или иной формы политической организации общества 1.

В повседневной посткоммунистической практике термин «легитимация» чаще всего употребляется в его ограниченном узкой прагматикой смысле — как определение властных полномочий действующего политика, как «законность» его претензий на политическую значимость.

В этом смысле легитимность означает лишь некоторую правовую законность политических действий правителей, а также политической власти в целом. Но проблемы легитимности прежде всего связаны с вопросами сохранения или разрушения той или иной формы общественного устройства, следовательно, с более глубокими, чем политико-правовые преобразования, изменениями в коллективной идентичности людей.

Легитимация — это сложный процесс собирания общества на основе общих ценностей и в то же время доказательство возможности реализовать коллективную идентичность со стороны политической организации общества, особенно в ситуации, когда создаются новые государства и социальные институты. А именно такую ситуацию мы имеем в сегодняшней Украине.

В точном смысле слова только политические режимы могут приобретать и терять легитимность. Только политические формы организации общества — прежде всего государство — требуют легитимации 2. Это особенно наглядно проявляется в периоды социальных преобразований.

Государственная власть сама по себе обычно не способна устанавливать коллективную идентичность общества; не в состоянии она как таковая также осуществлять социальную интеграцию на основе коллективных ценностей, принципиально ей неподвластных 3. Нам довольно трудно это воспринять после десятилетий господства государственной идеологии, насильственного — тоталитарного — насаждения искусственной системы общественной идентичности («советского человека»). Лучше понять несамолегитимность политической власти помогает исторический крах противоприродных ценностей коммунизма, годами навязывавшихся «сверху» террором и ложью.

Коммунистический режим никогда не был действительно легитимным. Ведь он всегда пренебрегал ценностями, исторически вырабатываемыми сообществом людей, на которых основываются естественные формы общественной интеграции, в том числе этносы и нации. Марксизм тяготел к тому, что можно назвать большевистским высокомерием самолегитимации: его идеология базировалась на возможности революционного самоутверждения — самодеятельности, говоря словами молодого Маркса.

Любая политическая организация общества нуждается в легитимности, то есть в свободном и максимальном признании себя на основе уже признанных сообществом ценностей и форм коллективного общежития. Но легитимация как процесс, в свою очередь, требует определенных условий, главное из которых — условие публичности, обнародованности. Легитимация — это развернутый во времени политический дискурс, процесс распространения, обсуждения, обдумывания, наконец, доказательства коллективной правильности и приемлемости социально-правовых норм, по преимуществу стихийно устанавливаемых новыми политиками. Поэтому говорят еще о легитимационном потенциале политического дискурса 4. Легитимационный потенциал — это основания и мотивы, которые можно мобилизовать для публичного доказательства легитимности политики и которые обладают социальной силой создавать консенсус — важнейшее условие легитимации.

В условиях посткоммунизма легитимация представляет собой проблему в нескольких важнейших смыслах. Во-первых, речь идет об историческом возвращении к практике легитимации после почти столетнего господства нелегитимной — самолегитимной — власти; во-вторых — об искусственной имплантации (с помощью целенаправленной пропаганды, спланированной идеологической активности) той системы ценностей, которая должна складываться естественно-исторически (в культуре, традициях, языке, обычаях и т.п.) и которая создает легитимационную основу и легитимационный потенциал новой политической системы. В-третьих, посткоммунизм как состояние «посткоммунистического общества» может реально опереться лишь на предыдущие традиции и навыки псевдолегитимного политического властвования. Речь идет об имеющемся в обществе легитимационном потенциале — идеологических построениях, уровне самосознания личности, общих ценностях — конгломерате самых разнообразных принципов легитимации посткоммунистической власти и нового политического режима. Присмотримся к ним повнимательнее.




§3. Национальная идея, гражданское общество, политическая нация


В целом она — эта наиболее общая проблема — имеет точное название: политической организации украинского общества. В этом смысле мы говорим о путях формирования украинской политической нации. Но в отличие от будто бы ставшего очевидным сегодня понятия нации, разговор о политической нации по разным причинам остается либо излишне усложненным, либо просто неприемлемым.

Наиболее общая из этих причин заключается в затруднениях при определении политической нации. Когда делается ударение на политических характеристиках национальной общности, подразумеваются прежде всего особенности национальной сплоченности как политического объединения людей. Политическое — производное от политики. Поэтому крайне неточными являются толкования политики в духе плоских и навязчивых определений — «искусства возможного» или «концентрированного выражения экономики».

Уже в самом начале своего возникновения понятие «политика» означало желание и умение жить вместе в «полисе». По Аристотелю, политическое сообщество (общность) предусматривает распределение «почестей, имущества и всего остального, что может быть разделено между согражданами определенного государственного устройства» 7. То есть речь идет не только о распределении власти на уровне коллективной жизни, но и о «микрофизике власти» (М. Фуко) — присвоении властных полномочий на право владения собственным имуществом, даже на право «отдания почестей» со стороны сограждан, вообще об умении использовать общественные преимущества перед другими соотечественниками. Иначе говоря, понятие политического обозначало не только процессы дележа власти на верхнем уровне государственных институтов и политической элиты. Политическая власть не в последнюю очередь основывается на личностных либо индивидуальных самоутверждениях человека в жизненном мире — мире повседневности. Поэтому политическая общность — это общность, рассматриваемая под углом зрения «распределения ролей, задач, преимуществ или потерь, испытываемых членами общества при условии наличия желания жить вместе, которое превращает общество в единое целое» 8. Сегодня есть достаточные теоретические основания говорить о политике как о закономерностях существования и распределения власти, властных полномочий между людьми, начиная с уровня повседневности вплоть до сложных процессов делегирования и разделения власти между «высшими эшелонами» власть имущих.

С этой точки зрения политическая нация является общностью, выработавшей принципы, правила, процедуры и ритуалы распределения власти, а проблема формирования политической нации — это, прежде всего, проблема организации разделения власти и властных полномочий между людьми на всех уровнях общественной жизни.

Наибольшую известность в этом плане, преимущественно публицистически-литературную, в первые годы независимости получила национальная — украинская — идея.

Смысл национальной идеи как основы организации (можно сказать и так: конституции) украинской общности достаточно однозначен. Он ведёт отсчет от формулировок, в свое время предложенных теоретиком интегрального национализма Дм. Донцовым. Его историческое открытие заключалось в точном определении политического содержания украинской идеи (точно также и других «национальных идей» XX века), а именно, как властного — на основе воли к власти (так Донцов обновляет азбуку ницшеанства) — достижения независимости украинским обществом — нацией.

Сущность «украинской идеи» в представлении единомышленников Донцова — в естественно-исторической связанности украинцев единой волей к политическому самоутверждению. Эта коллективная идентичность, говоря языком второй половины XX века, может подаваться (в зависимости от радикальности взглядов ее выразителей в широком диапазоне представлений: посредством определений национального единства на основе духовно-кровной общности; через утверждения об общей исторической судьбе, традициях, религии; в призывах к немедленному решению языкового вопроса (что касается языковой однородности) и до риторики типа «разве Украина не для украинцев?»

Реальный смысл национальной идеи заключается в дополитическом (естественно-этническом) утверждении общественного единства. Вместе с тем подлинное политическое значение национальной идеи состоит в решении проблемы легитимации; в случае Украины — установления (общественного признания) новой, посткоммунистической власти, иного политического режима.

Политика является реальным воплощением раздела единого — власти — между членами общества и знанием закономерностей ее распределения. Национальная идея — это знание и ощущение (сознательное переживание) естественно-культурной сплоченности, связи людей. Использование образов национальной идеи в постсоветском политическом дискурсе между тем подменяет понятие политической организации общества как таковой. Речь идет о как бы заранее легитимной политической организации общества, уже объединенном общей национальной идеей, т.е. об обществе уже якобы распределившем власть между своими членами (согражданами). Такое сообщество получило — после Руссо и Великой французской революции — название нации как народа-суверена, прежде всего осознавшего свою политическую свободу и уже справедливо решившего главную политическую проблему — проблему национального разделения власти. В XIX — XX вв. национальные освободительные движения, начиная с европейской «весны народов» (украинский национализм в том числе), прибавили к этому определению понимание нации как народа, освободившегося от внешнего гнета и колониальной зависимости. Поэтому нация — это народ, самоосвободившийся во всех смыслах — внутриполитическом и внешнеполитическом.

Национальная идея еще не является достаточным признаком политической организации нации, это выражение протоправой, протополитической — естественно-исторической связи людей, их родовой (на основе «почвы» и «крови») организации. Конечно, можно этим названием обозначать и сферу политического — сферу разделения власти. Но в этом случае национальная идея не является и не может быть понятием собственно политического измерения человеческих отношений. Ее тайна — это тайна легитимации определенной власти. Отожествление национальной идеи с режимом, получающим социально-политическую легитимность на ее основе, приводит к возникновению опасной ситуации его самолегитимации, политического произвола. Однозначное политическое истолкование национальной идеи непременно порождает наивное, упрощенное в пользу правителей, некритическое представление об их будто бы естественной легитимности. Опора любой власти лишь на «национальную» идеологию является внеправовой — так как в этом случае исчезают внешние критерии оценки, истинности, справедливости раздела и распределения власти. Когда акт легитимации на основе национальных переживаний фактически нацелен на перераспределение власти, возникает любимая среда морализаторов разного рода — самодеятельных глашатаев коллективной идентичности.

Коллективная идентичность упрочивается естественно-исторически, в ходе самой жизни. Поэтому апелляции к общим ценностям национальной идеи — это всегда обращение к традиционным нормам общежития, или к нравственным представлениям. Однако моральная истина или так называемая историческая справедливость вовсе не означает автоматического установления политической или социально-правовой справедливости. Призывы к моральной справедливости от имени человеческой общности оставляют в стороне вопрос политической справедливости в отношении каждого из ее членов. Не следует думать, что требования политической справедливости (внутринационального распределения власти) на базе демократии являются вторичными в перспективном планировании политических шагов: от первого действия коллективного освобождения — до обеспечения государством достижений в экономике, культуре, науке и т.п. Говорят: сначала независимость — потом все остальное. Опыт развитых демократических стран свидетельствует об обратном. Социальный прогресс — это производное справедливого — максимально демократического — политического режима.

Однако разделение власти, в чем убеждает долгая история политики, не является делом «родовой любви», «братских взаимоотношений» в этносе: это дело максимально рационализированное, а согласно Макиавелли, например, — это достаточно расчетливая борьба за властное признание, не впадающая в сентиментальность и откровенно пренебрегающая «непротивлением насилию». Поэтому любые концепции, в основе которых лежит национальная идея, — всегда, несмотря на сентиментально-моральное или активистски-волевое содержание, на самом деле являются попыткой легитимации чьей-то — собственной или «близких по национальному духу» — политической власти.

Непонимание, желание скрыть то, что национальная идея непосредственно не совпадает с самой политической организацией сообщества, а представляет собой лишь основу политической легитимации режима власти, становятся явными лишь с течением времени, в ходе деструктивных (по отношению к организации общественной жизни) событий. Наиболее ярко это выразилось в массовом разочаровании узко национально сориентированной государственной политикой администрации первого Президента Украины и, особенно, в быстром превращении национально-демократической элиты в неономенклатуру, в ограниченности ее корпоративизма на почве национальной «чистоты», а значит, легком врастании в такой же, правда, на другой основе легитимации, старый номенклатурный корпоративизм преемников Л.Кравчука. На уровне общего понимания нерешенности задач политической консолидации украинской нации все это часто приводит к теоретическому противопоставлению национальной идеи идеалам гражданского общества.

Понятие гражданского общества действительно имеет самое непосредственное отношение к проблеме политической организации общества. Обращение к такому понятию — это все большее понимание необходимости существования в обществе групп людей (теоретик гражданского общества Гегель сказал бы также — корпораций, сословий), с помощью которых граждане могут реально влиять на организацию политического режима в обществе, оставаясь в то же время максимально независимыми от власти. Гражданское общество — это совокупность отдельных, независимых личностей (каждая из которых имеет свои собственные потребности, частный интерес), в которой выделяются группы граждан, создающие соответствующие самоуправляемые группировки на разнообразных основах единения. Ячейки гражданского общества создаются для защиты собственных, частных интересов отдельных — независимых друг от друга — людей, то есть граждан. Единственное, что их связывает, — это необходимость придерживаться определенных норм, правовые и моральные ограничения.

Сегодня ясно, почему идеалы гражданского общества противопоставляются национальной идее, когда утверждают, что единственный смысл национальной идеи заключается в созидании Украины для всех граждан, Украины как правового государства, как общего гражданского устройства. Речь идет прежде всего об утверждении норм и ценностей правовой организации политической связи людей в границах Украины. Политическую организацию нации отождествляют с правовыми отношениями, имеющими сугубо рационализированную, универсально-формальную основу, в соблюдении которой и состоит главная функция государства, государственной машины, всего корпуса государственной власти. На этой основе рождаются мечты о правовой организации нашего дезорганизованного общества, о правовой — некорумпированной — власти, некриминальной экономике и т.п. Но если вновь и вновь ставить вопрос о последнем основании объединения людей в политическую целостность нации, исходя только из таких представлений о гражданском обществе, выводы будут неутешительными. Ведь позиция, скажем так, гражданского общества также базируется на определенных представлениях об основах человеческого общежития. Это признанные, то есть уже легитимные, нормы права, моральные представления, разделяемые всем сообществом. Смысл же подчеркивания идеалов гражданского общества заключается в своеобразном послеполитическом утверждении общественного единства, в непроясненном отождествлении политической организации, с одной стороны, и правового общества — с другой, или, иначе говоря, отождествлении политики и права.

Носители идеи гражданского общества как желаемой основы единства украинской нации сознательно или бессознательно тяготеют — в нынешних исторических условиях — к громким лозунгам созидания государства, государственности. Конечно же, нам нужны общая дисциплина, правовая защищенность, правовое общество, чтобы наладить жизнь — экономику, политику, просвещение и т.п. — в Украине. А для этого нужны сильная власть, сильное государство, сильный аппарат, сильная администрация, сильная армия — сильная государственная машина. Отождествление понятия гражданского общества с образом политической нации реально, в жизни, ведет к закреплению административно-номенклатурной модели удержания украинской общности в рамках протонационального единства. В пафосе государственничества совпадают взгляды и интересы выразителей национальной идеи и представителей политического истеблишмента.

Не случайно новая администрация так много говорит и государственности и конституции. Речь идет о будто бы полученной легитимности законодательных и исполнительных действий властных верхов. Не случайно верхи не порывают — даже символической — связи с национальной атрибутикой, что так легко вводит в приятное заблуждение украинских национал-романтиков.

Мы видим, что обе позиции, которые выделяются сегодня в общественном мнении относительно проблемы формирования украинской политической нации, если их брать поодиночке, не являются самодостаточными. С одной стороны, речь идет об отождествлении политической власти с подосновой ее же легитимации — с национальной идеей, то есть возникает внеправовая ситуация самоузаконения (самосуда) корпоративных интересов некоторой части национальной общности. С другой стороны, апелляции к формальному равенству в мечтах о гражданском, правовом обществе в условиях становления новой украинской государственности приводит к тому, что уже существующая политическая власть приобретает сверхправовую силу.




§4. Спасительный этатизм


Уже само слово «держава» говорит о себе достаточно откровенно, держать означает удерживать вместе; держава — это сила, собирающая людей в единое целое. Держава, государство — это овеществленная общность народа. Это институционально реализованное состояние совместной жизни в виде армии, милиции, конечно же, чиновничества, высшей бюрократии, а кроме того, — институтов права, морали, традиций и т.п. На каких же основаниях мы сегодня собраны в единство? Что является основой наших государственных уз, что легитимирует властное удержание нас вместе в государстве Украина?

Первые годы независимости дали (от имени первой независимой власти) свой ответ: основой легитимности государственной власти является наше этнонациональное единство, наше желание утвердиться как определенная этнокультурная форма совместной жизни. Государственность должна быть подчинена реализации национальной идеи. Закрепляется модель этнонациональной легитимации власти, или, упрощенно, этнонациональная модель украинской государственности в конце XX века. С точки зрения такой модели государство необходимо прежде всего для поддержки, особенно защиты, этнонациональной общности от реальной угрозы (извне и изнутри) ее исчезновения, растворения в других этнополитических образованиях. Этнонациональная модель подчеркивает такое понимание государства, когда оно рассматривается в первую очередь как защитная сила. Если речь идет о выживании Украины, говорят защитники этой модели, то мы согласны лучше жить в монархической Украине (читай — авторитарно-неототалитарном государстве), чем в так называемой общедемократической Украине. Лозунги сильной державы, «державности» — главные признаки такой модели, подобного понимания современных задач украинского государства. Этнонациональная модель государства делает ставку на крепкую государственную власть. Однако государство не только охраняет, но и должно еще объединять, связывать, держать всех вместе. Как с точки зрения этой модели украинское государство поддерживает общность? Что является главным принципом организации (кстати, конституции) народа в единство государства Украина?

Этнонациональная модель исходит из того, что единство между людьми уже существует: это наша, украинская соборность, духовность, общность. Ведь нация как таковая — это духовно-кровная общность, уже (исторически и жизненно) взаимосвязанная узами традиций, общей судьбы, языка, религии, обычаев; происхождением, территорией, единой волей. Поэтому государство и необходимо лишь как внешняя сила, которая должна защитить уже имеющуюся общность людей, уже наличных граждан. И чем сильнее, крепче государство, власть, умение принудительно отстаивать уже существующее этноединство, тем это государство лучше. Сильное государство — естественный лозунг такой модели.

Но в реальности это приводит к тому, что этнонациональные государственные пристрастия поддерживают сугубо внешние, бюрократические качества и функции государства — машины господства и принуждения. Поддерживают естественную жажду власти у реальных властей, у конкретной украинской администрации. Кроме того, это в действительности ведет ко все большему отчуждению государства и власти от общества. Ведь народ считается таким, который уже сам по себе сплотился вокруг единой идеи: украинское этнонациональное единство уже существует. Тут государству нечего делать; пусть его сила защищает нас извне, это, мол, и есть его главное дело, нынешняя историческая задача.

Инерцию этих этнонациональных проектов сильного государства просто использовал новый режим. Постепенно очистив от густой национальной окраски предыдущую модель, он оставил только один лозунг — созидание государства — с эпизодическими ритуальными поклонами в сторону вчерашней риторики. Речь идет фактически о возникновении на развалинах движения национального возрождения принципиально новой модели, которую следует назвать моделью силовой легитимации государственной власти, или административно-неономенклатурной моделью. Национальная идея уже не является главной для задач самолегитимации государственной власти, хотя с национальной идеей еще заигрывают. Власть вообще, дескать, нужна, чтобы наладить жизнь в Украине. Возникает ситуация, когда власть создает внешнюю людям область отдельного существования, очень далекую от жизни общества.

Национальная идея и идея создания государства оказались весьма удобной формой для властных домогательств элит посткоммунистической эпохи. Однако идеи эти не являются достаточным условием легитимации независимого государства в конце XX столетия. Они оставляют без внимания главный фактор современной государственности — свободное признание гражданами института государства, чем и является подлинная демократическая легитимация, утверждение государства через жизнь, интересы, работу, бизнес каждого отдельного гражданина.

И этнонациональная модель государства, и административно-неономенклатурная не способны считаться с самоуправлением, с модернизационной самоактивностью людей. Примеров множество: современная власть, это очевидно, не успевает «сверху» влиять на процессы, возникающие на волне посткоммунистических трансформаций, инициированных скорее не этой властью, а ходом истории.








Примечания


РАЗДЕЛ 3.

Глава 2.

1 В определениях проблемы легитимации мы опираемся на теоретические разработки Юргена Хабермаса: Habermas Jurgen. Legitimation Problems in the Modern State. — In: Habermas Jurgen. Communication and the Evolution of Society. — London, 1979, — РР. 178-183. См., в частности: Зиновьев А.. Коммунизм как реальность. — 1980.

2 Там же. — Р.179.

3 Там же. — Р. 180.

4 Там же. — Р. 183.

5 Bouretz Pierre. Desir de transparence et respect du secret. Esprit, №211, Mai 1995. — P.49.

6 Ницше Фридрих. Человеческое, слишком человеческое//Ницше Фридрих. Соч.: В 2-х т. — М., 1990. — Т. 2 — С. 447.

7 Аристотель. Никомахова этика// Соч. в 4-х томах. — М., 1984. — Т.4. — С.150.

8 Рикер Поль. Герменевтика. Этика. Политика. Московские лекции и интервью. — М., 1995. — С. 49.

9 См.: Adorno Theodore, Frenkel-Brunswik, Levinson D. J., Newitt R. Sanford. The Authoritarian Personality. Studies in Prejudice. — New-York, 1950. — Vol.I. — P.768.

10 Тынянов Юрий. Кюхля. Рассказы. — Л., 1993. — С.349.

11 Foucault Michel. Surveiller et Punir. — 1975, — Р. 208-210.








Повернутися до головної сторінки

Украинская государственность в XX веке на сайте «Ізборник» (http://litopys.kiev.ua)