Быстрицкий Евгений. Интервью журналу Huxley. — 2020. — 14 октября; 28 октября.

Главная    





Евгений Быстрицкий

Украинский учёный-философ, доктор философских наук


[Интервью журналу Huxley, 2020, 14 октября (часть I), 28 октября (часть II).]



Специально для Huxleў философ Олесь Манюк взял интервью у философа Евгения Быстрицкого. Публикуем размышления доктора наук о причинах мирового и украинского кризиса, а также перспективах выхода из него.




Часть I

«Причины турбулентностей в мировом масштабе и в Украине, и это не случайное совпадение, — это кризис идентичности», — Евгений Быстрицкий, доктор философских наук


14.10.2020 https://huxley.media/intervju-s-doktorom-filosofskih-nauk-evgeniem-bystrickim-o-mire-ukraine-i-filosofii/



О КРИЗИСЕ ИДЕНТИЧНОСТИ


Если говорить о текущей культурно-онтологической ситуации в Украине и в мире в целом, то я начинаю думать о кризисе позитивно…

Сегодня, как и последние лет тридцать, мы вместе со всем миром, переживаем кризисное время в разных сферах, начиная с политики и геополитики — и до нашей повседневности.


«Причины турбулентностей в мировом масштабе и в Украине, это не случайное совпадение, — это кризис идентичности»


Не стоит только воспринимать слово «кризис» драматично.

Все уже, наверное, знают не только китайское про «не дай бог жить в эпоху перемен», но и европейскую оптимистическую этимологию этого греческого слова.

По-европейски, «кризис» означает решающий пункт перелома не только в сторону худшего, скажем в ходе болезни, но и для улучшения, выздоровления или поворот к прогрессу.

Так и стоит воспринимать разговор о кризисе культуры идентичности или культурных идентичностей.

То есть это кризис, когда культуры идентичности хотят получить признание, жизненную автономию.



INTER-ESSE: МЕЖДУ РАЗНЫМИ БЫТИЯМИ


Культуры идентичности отстаивают свое право на существование, которое было бы формально политически и в правовых нормах закона. Отстоять их жизненный интерес.

Вот это все очень интересно даже в смысле этимологии inter-esse как проникновения «в» бытие, «между» бытием.

Сегодня очень показательный пример — это то, что переживают США, движение Black lives matter!

Это и есть кризис идентичности, показательный случай разрыва и нашего проникновения в щель, «между разными бытиями».

Случай произошёл с афроамериканскими гражданами, возможно, наиболее либерализованной страны. Государства, где больше всего соблюдаются главные либеральные права, такие, как право на приватную собственность, автономию личности, свободу совести и слова, право на свободу собраний, свободу быть выбранным на какую-либо позицию во власти.

Все эти фундаментальные свободы хорошо согласуются с принципами последовательного либерализма, и в важном формальном смысле зафиксированы конституцией и должны соблюдаться.

В этих условиях либерально-демократического равенства на наших глазах возникает несогласие значительной части граждан, которые относятся к потомках этнических групп, привезенных когда-то колонизаторами на территорию Америки.

Протест против чего, за что?

Протест идентичности… Афроамериканское этническое сообщество в голос заявило о своем особенном существовании, которое не учитывается формальными правами. Однако, это не только про социальное или классовое неравенство.

В эпоху идентичности больше всего начинает заботить как раз признание особенностей нашей идентичности.

Это политика социальной эстетики, обостренного восприятия способа бытия, жизни «других», восприятие, которое раньше исторически находилось на периферии сознания.



ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНОЕ НЕРАВЕНСТВО И МУЛЬТИКУЛЬТУРАЛИЗМ


Речь идет об экзистенциальном неравенстве. Это неравенство, которое пробудилось из непризнания другого способа жизни, способа быть.

Вот этот поворот в характеристике кризиса очень интересный. Он переводит разговор о либеральном равенстве в неожиданную плоскость, другое измерение.

Это измерение не совпадает во многих пунктах с теорией мультикультурализма, потому что теория мультикультурализма говорит о том, что должны создаваться условия для толерантного существования разных сообществ и культурных миров.

Это можно прилагать и к небольшим мирам групповых идентичностей — скажем, людей с гендерными особенностями.

Мир — это всегда завершенная целостность. А мультикультурализм заявляет, что в рамках одной границы государственной и политических свобод должны создаваться условия, в которых разные людские миры могут толерантно между собой сосуществовать и взаимодействовать.

То есть, иначе говоря, у них может быть разные онтологии, но общее что? Права? Политика?

Значит, речь идет о более глубоком взаимопроникновении, взаимодействии этих разных культур.

Вероятно, тут идет речь об объединении в единое сообщество, в общий культурный мир.

Вот что фактически требуют афроамериканцы и не только они. Они не требуют запереть их или ограничить своим культурным миром или своим сообществом, к которому будут относиться толерантно.

Эта претензия на взаимопроникновение глубже. И тут возникает кризис, конфликт. Который я, или мы с вами, назвали культурно-онтологическим…


«Сталкиваются миры разных способов жизни. Миры с разными идентичностями»


Но идентичность это нечто текучее, зыбкое. Сартр по этому поводу заметил, что «Я — это ничто»…

Так неужели идентичность — это ничто в смысле невозможности ее определить, достаточно точно охарактеризовать?

Нам поможет мудрый Кант: «…это базовое Я, то есть наше самосознание, не стоит пытаться ухватить в характеристиках, как какой-то предмет, Оно непознаваемо, ноумен, вещь-в-себе. Оно трансцендентально, то есть всегда находиться «за» тем, о чем ты думаешь».

Что-то подобное мы можем сказать и о любой коллективной идентичности. Но с очень важным дополнением: она уже всегда наполнена смыслами и ценностями той культуры, в которой мы выросли, языком которой мы говорим.

Точно также, как и в случае персональной идентичности, ее нам не удастся схватить в точных определениях, потому что она всегда ускользает от конкретных характеристик, оставаясь «за» ними.



НАЦИОНАЛЬНАЯ ИДЕЯ И ГЕОПОЛИТИЧЕСКИЕ ИНСТИТУТЫ


Мы можем рассказать о тех или других культурных символах, традициях, наконец, об особенностях (типах) коллективной психологии (ментальности), но идентичность всегда выходит, ускользает, «за» обозначенное, как ее конечную характеристику.

Поэтому, например, когда меня просят охарактеризовать «национальную идею», я отвечаю, что, извините, не смогу.

Ведь каждый раз национальная идея — это то, что именно сейчас нужно выработать для стратегии нации, чтобы идти вперед во времени.

И вот тут-то мы попадаем прямо в суть проблемы кризиса идентичности. Действительно, а как мы можем и на каких основаниях соединить разные миры с их завершенной смысловой целостностью, прямо-таки монады Лейбница.

Способность идентичности выходить за свои пределы и, значит, выталкивать нас за границы своего, «нашего» мира, трансцендировать его, если говорить в терминах философии, помогает как-то ответить на проблему кризиса.

Дело в том, что полностью выйти за пределы мира идентичности не выходит. Юрген Хабермас очень точно назвал это «полу-трансценденцией», кода мы выходим за пределы «своего» индивидуального и национального жизненного мира, но, одновременно, всегда остаемся в его пределах.

То, что я постарался показать, есть, думаю, суть проблемы идентичности и ее современного кризиса.

Для разрешения практически ее же, как вопроса коммуникации целостных монад, Лейбницу пришлось ввести в размышление Монаду монад, своеобразный образ Бога, который соединяет все.

Для такого соединения разных во всем мире и у нас внутри страны, есть политика, а всемирно — геополитические институты для мира, примирения всех, такие, как ООН или, например, ЕС.


«Столкновение культурных миров ищет в наш, преимущественно секулярный век, политическое решение»




РЕШЕНИЕ ПО КАНТУ


Думаю, никто сегодня не способен дать теоретический ответ на то, как можно разрешить современный многоаспектный кризис идентичности. Приходится искать ответ каждому сообществу самим, хотя и с помощью философии…

Тут вспомним снова про протест против дискриминации. Как должно быть решено объединение разных экзистенциальных миров в один политический мир — не очень ясно.

Потому что прописать нормы, предотвращающие на уровне права скрытую и бытовую дискриминацию и проявления расизма, невозможно.

Сегодня слово инклюзия очень популярно.

Оно как раз и говорит о стремлении справедливо учесть, включить максимальное разнообразие жизни в общую норму права.

Но, если в государстве десятки коллективных идентичностей и, может быть, еще больше групповых, то как же удовлетворить требование равного правового признания таких особенностей всех на уровне закона?

Очевидно, в законе это прописывается, как общая норма какого-то принятого понимания справедливости. Нужно найти такое общее решение, которое не только бы удовлетворяло большинство, но и было бы справедливым по отношению к конкретному человеку.


«Или как сказал бы Кант — тот, кто судит, должен иметь способность суждения: находить для уникального случая обще-удовлетворяющее решение»


То есть — находить для уникальных и неповторимых явлений способ их универсального признания.

Как это делают гении, когда открывают для нас новый взгляд и понимание мира в своих неповторимо-авторских произведениях искусства, а мы признаем этот иной взгляд на мир, его новое понимание.






Часть II

«Отсутствие идентичности нации создает нехватку честности в обществе», — Евгений Быстрицкий, доктор философских наук


28.10.2020 https://huxley.media/grazhdanskaja-solidarnost-ili-chuvstvo-politicheskoj-identichnosti-dlja-nas-jeto-fakticheski-evropejskoe-ponimanie-svoej-grazhdansko-politicheskoj-identichnosti-evgenij-bystrickij-doktor-filosofskih-n/



КРИЗИС ИДЕНТИЧНОСТИ В УКРАИНЕ


В чем основная проблема Украины как государства и наша проблема как нации? Начиная с 1991 года и раньше, наша нация возникла на основе энергии украинской национальной идентичности и движения за перестройку, которое было национально ориентировано.

Мы сегодня остро переживаем кризис идентичности. Это линия, которая проходит между двумя основными гражданскими самоидентификациями, которые постоянно сталкиваются.

Одна из них — проукраинская. Она имеет память — о своем национальном происхождении, о своей национальной принадлежности к Украине, к ее истории, к сообществу, которое когда-то было, которое есть и должно быть.

«І мертвим, і живим, і ненарожденним». Это то, что называется «чуття єдиної родини», только не советской, а украинской.

А другая часть — эта та, которая сохранилась после Советского Союза. Она ориентируется на память советского образа жизни и на русский язык, на постсоветские нормы поведения — особенно политического.

Некоторые ориентируются и просто на Россию. Иначе говоря, это борьба двух идентичностей, которая постоянно трансформируется в политические баталии, политическое несогласие.


«Наша нация еще не может найти в себе достаточной прочности общенационального единства, внутренней солидарности»


Гражданская солидарность или чувство политической самоидентификации — это важное измерение идентичности. Для нас — это фактически европейское понимание своей гражданско-политической идентичности: соблюдение универсальных прав человека, либерально-демократических свобод, равенства перед законом и так далее.

Но оно имеет свое основание — это некоторое первичное понимание своей сплоченности, своего единства, своей принадлежности к какой-то целостности сообщества.

Тут, думаю, уместно вспомнить прекрасную концепцию «вечного возвращения того же самого» Фридриха Ницше: даже если мы не можем сформулировать для себя цель нашего исторического движения, мы каждый раз в ходе жизни говорим «да» этому процессу, хотя и не знаем его конечной цели, а значит, и смысла.

Почему так? Думаю, потому, что мы всегда, как правило, неосознанно, обращаемся к коллективному смыслу существования, к своей культурной самоидентификации.



К БЫТИЙНЫМ ИСТОКАМ


Общество способно к прогрессу, если оно имеет достаточно прочную культурную идентичность. Назовите это вместе с Хайдеггером «судьбой народа».

Целостное общество в самых сложных перипетиях судьбы может положиться на свою идентичность, которая, однако, всегда апеллирует и возвращается к своим бытийным истокам.

Здесь есть одна деликатная вещь, которую очень любит подчеркивать в разных своих работах Чарльз Тейлор. Он постоянно говорит о некоторой коммунитарной морали патриотизма.

Отсутствие сплоченной идентичности нации как раз и создает нехватку честности в обществе и честности в нас самих, в гражданах. И поэтому общество сильно коррумпировано.

Оно коррумпировано совсем не потому, что люди по природе своей эгоистичные и жадные и не потому, что плохо работает право и правоохранительная система.

Причина в том, что им не хватает какого-то очень важного основания для самооценки себя и своей жизни, не хватает ее смысла, и, значит, верной оценки моральности и не моральности своих поступков.

Поэтому я обычно говорю, что цинизм — это когда нет такого последнего основания для самооценки своих действий, когда ты постоянно проваливаешься.

Вот как у нас говорят — было дно, а снизу опять постучали. В основании нашей коллективной жизни лежит не целостная идентичность нации, а конфликт. Это очень важно для понимания ситуации в Украине.



О СМЕНЕ МОРАЛЬНЫХ ОРИЕНТАЦИЙ


Происходит смена моральных ориентаций. Она указывает на нашу экзистенциальную связь со временем, на темпоральность нашего бытия. Мы начинаем понимать, что наше бытие, его смысл, имеет временное измерение.

Мы себя обнаруживаем в том мире, в котором мы принадлежим к какому-то коллективному сообществу, с его ценностями, с его смыслами, и мы не можем от него абстрагироваться.


«Мы всегда существуем в общем мире и одновременно — в мире своем»


То есть этот кризис идентичности по определению относится к смыслообразующему уровню нашей индивидуальной жизни.



СОСТОЯНИЕ «БЫТИЯ В МИРЕ»


Мы должны признать, что человек трансцендирует мир, при помощи чего мы относимся к миру исключительно объективно. В научном познании мы смогли занять позицию субъекта над объектами или пространственную позицию над миром, позицию в пространстве.

Своеобразный Паноптикон, где мы можем обозревать все вещи и управлять ими. Но эта позиция в человеческом мире ведет к бесчеловечно жестоким экспериментам, стирающим различия — как в случае Ленина и Сталина. Поэтому следует обратиться к альтернативной позиции: когда мы не выходим за пределы мира, а живем в нем по хайдеггеровски, пребываем в состоянии «бытия в мире».

Но важны обе позиции. Дело в том, что нужно найти, где соединяется то, что условно можно назвать познавательным или когнитивным опытом человека и его морально-екзистенциальным опытом. Так где же они объединяются, эти две сущности — вещное освоение мира и его человеческое понимание?

Условно говоря, научно-технологическое понимание картины мира и мое бытие в мире как экзистенциальное переживание его. Быть в мире и во многих мирах — это очень важный вопрос современной философии.



ПОИСКИ НОВОГО ОПЫТА


«Поиски исходного опыта нашего времени и его последствий для нас — в этом, думаю, главная роль и значение философии»


Я уверен, что это возможно только в основе дисциплины мышления, мысли, которая следует старым и новым классикам философии и одновременно аргументированно выходит за пределы их «классического» мира. А это возможно только на основе собственной идентичности.

Как только мы заговорили об экзистенциальном равенстве людей разных культур, а также о том, как человеку совмещать свою активную научно-технологическую деятельность с его биологической и общественной природой, со своей жизнью, существованием, мы как раз наталкиваемся на исключительно философские проблемы.

Это онтологические проблемы — проблемы нашего существования, экзистенции, выхода за пределы своего мира и вечное возвращение в него, если угодно.

Задача философии и состоит в том, чтобы их прояснять для самопонимания людей.








Вернуться на главную страницу