Е. Быстрицкий. Протодемократия и культурполитические трансформации в Украине // Политическая мысль. — 1994. — № 4. — С. 17-23.

Головна         укр.         eng.

Евгений БЫСТРИЦКИЙ

ПРОТОДЕМОКРАТИЯ И КУЛЬТУРПОЛИТИЧЕСКИЕ ТРАНСФОРМАЦИИ В УКРАИНЕ

Евгений БЫСТРИЦКИЙ — заведующий отделом Института философии НАН Украины, заведующий кафедрой культуры Украинской академии искусства, доктор философских наук

Культура — политический феномен посткоммунизма

Культура как политическая проблема — капитальное историческое открытие времени "перестройки" и посткоммунистических трансформаций общества.

В свое время понятие культуры забалтывалось советскими идеологами, оставаясь, по существу, целиком чуждым людям, практике повседневности. Марксистская идеологическая парадигма приучила понимать культуру как сферу и особое творческое занятие власть имущей и интеллектуально-художественной элит, как отделенную от повседневности духовную область "высоких" образцов "должной жизни". Это относится и к поднадзорному культивированию украинской этнонациональной культуры (поэзии, литературы, искусства, музыки, языка) и, конечно же, самой национально-художественной и гуманитарной элиты.

Сегодня проблема культуры затрагивает почти каждого на уровне повседневной человеческой жизнедеятельности — украинца центральных районов Украины, русскоязычного представителя ее восточных и южных регионов, которые достаточно ясно ощущают свое отличие от жителя западных областей Украины, возможно, наиболее уверенного в своей аутентичности, в своем праве быть национальным культуртрегером. Очевидно, что как раз эти культурные различия, культурный регионализм, наиболее интенсивно эксплуатируются современными украинскими политиками. Национальная культура и этнокультурные различия приобрели в первые годы независимости гораздо большее общественно-политическое звучание, чем вопросы экономического порядка. Призывы "до розбудовы" (развитию и расширению зоны влияния) национальной культуры в посткоммунистическое время раздаются вместе с выдвижением лозунгов демократизации общества, его либерализации, введения рыночных экономических структур. Это не случайно. Дело в том, что социальное значение феномена культуры, с одной стороны, и содержание демократической организации общества — с другой, во многом совпадают, но вместе с тем и существенно рознятся друг от друга. Если первое (совпадение) максимально используется посткоммунистической властью, нынешними "скороспелыми" политиками, то второе (различия) либо просто не замечают, либо не спешат видеть.

Идея демократии и украинская протодемократия

Первое, простое и общее определение демократии (политического господства в отличие от деспотии) дает Аристотель. Он трактует демократию как практику самоопределения свободных и равных людей (1). Иначе говоря, речь идет о той общественно определенной процедуре, с помощью которой люди свободно и совместно решают, каких руководителей им избрать, какую форму власти им хотелось бы иметь. На основании чего они приходят к необходимому согласию в выборе власти? Для Аристотеля этот вопрос не является поводом для особенных размышлений. Для "первых демократий" подобный консенсус был гарантирован общей традицией и этносом, то есть общепринятыми нормами жизни, самоочевидностями общего культурного мира, \18\ понятными для всех, естественными правилами (ценностями и т.п.) общежития.

В отличие от этого для современных развитых форм демократического устройства общества именно вопрос общего согласия, вопрос консенсуса граждан является одной из наиболее важных социальных и политических проблем. Ведь это вопрос той "программной основы", по поводу которой свободно придут к общественному согласию разные, но политически равноправные люди. Это одновременно и вопрос легитимации власти, т.е. свободного признания начальства и властных институтов большинством граждан на основании подобного общественного согласия (2).

Ощущение народом Украины житейски-культурных отличий от других крупных общностей бывшего СССР, переживание своей национально-культурной особенности (не путать с этнокультурной идентичностью!) приобрело легитимирующее значение для массового признания на референдуме 1 декабря 1991 года собственной политической власти и необходимости самостийной государственной политики (3). Национальная политика и политическая власть, независимое государство Украина стоит и падает вместе с признанием либо, соответственно, забвением этнонационального единства, общности. Понимание национально-культурной объединенности регионов в общность и приобрело качество того исходного консенсуса, который был нужен для протодемократического самоопределения Украины как полноценной единицы на современной политической карте мира.

Наиболее простое и самое общее определение культуры — понимание ее как такого феномена, который объединяет людей в единый национальный, а за этими границами — единый человеческий мир. Этнонациональное единство — это естественная человеческая связь, природно-исторический "консенсус", оставленные нам историей, контингентной (непрерывной и основной) культурной традицией. Украинский публицист и теоретик национализма Дмитро Донцов называет эту связь точнее — общностью воления украинской громады, единством воли к национальному самоутверждению. Но — и это наиболее существенно для нашего разговора — этнонациональное единство сегодня, в условиях близкого и развитого европейского мира, современных экономических связей, модерной мобильности, разнообразия информационных потоков и т.п., отнюдь не гарантировано традицией. Этнонациональная общность сегодня не может служить единственной основой демократического консенсуса, на что надеются многие наши современные политики. Культурный регионализм Украины — наглядное свидетельство этого несомненного факта.

В своих истоках идея демократического устроения общества неотъемлемо связывается с перспективой преодоления национальных ограничений и межнациональных (межгосударственных) противоречий. Выдающийся теоретик гражданского общества, светской этики и права И.Кант, рассматривает "общее всемирно-гражданское состояние как лоно, в котором приобретут развитие все первичные задатки человеческого рода" (4). В самом деле, идея демократии уже в силу своей апелляции к свободному согласию (политически) равных людей принципиально не может быть ограничена лозунгом "демократии только для отдельного сообщества среди других "сообществ".

Заметим, что, утверждая универсальность (общецивилизационный смысл) идеи демократии, Кант совсем не имел в виду перспективу своеобразной "денационализации", скажем, восточно-прусских немцев, а лишь усматривал в гражданском обществе необходимое условие для достижения межнационального (международного) мира. Точно так же и сегодня цель политического утверждения демократии не может заместить необходимости решения неотложных вопросов украинского национально-культурного возрождения. Речь идет лишь о его современном, актуальном истолковании. Развитая идея демократии идет намного дальше простого "немого согласия" рода.

"Немая" общность рода, которая на перестроечных митингах давала будто бы демократическое согласие на изъявление общего национального воления, сегодня, когда следует двигаться вперед, далее, уже не может рассматриваться в качестве образца политического поведения и действия. Она всего лишь может служить — и служит — основанием "старой" новой номенклатуре, пришедшей к власти на лозунгах "розбудовы" культуры, целиком \19\ недемократически навязывать свое, частичное, несовершенное, сплошь и рядом узкопартийное видение перспектив общественной и культурной жизни Украины. Тем самым одна часть неоднородной по культурным и этнокультурным характеристикам общеукраинской общественности противопоставляется другим.

Все теории развитой демократии твердят: демократия основывается не только на "естественной" этноцелостности. Основой демократии является развитый публичный диалог (дискурс) представителей различных политически» ориентации. Подобный дискурс ни в коей мере не может ограничиваться слепой, безмолвно согласной национально-культурной идентичностью. Настоящая национальная идентичность как раз и является развитым следствием исторических связей, результатом рациональной коммуникации (5) между представителями одного народа, который может складываться из разных субкультур.

Самые громкие апелляции к идее демократии в посткоммунистической Украине можно слышать от тех политиков, которые рассматривают общественное значение их партий и движений в перспективе "национально-демократических" преобразований. Однако и практическое подтверждение этого самоназвания, и политическое осмысление общественной цели через понятие "национальной демократии" содержат в себе реальную опасность "вечного возвращения того же самого" (Ницше): бесконечного любования протодемократическими признаками украинского сообщества и, в конечном счете, — политический нарциссизм и вечное повторение изжитых романтических лозунгов эпохи чудесного национального освобождения.

Культурполитические модели общественного развития

Общественно-политическая прогностика в условиях украинского дня сегодняшнего основывается, как правило, на предсказаниях и рассуждениях сугубо экономического или политического характера. Подобный "экономизм" в моделировании возможных перспектив, бесспорно, имеет смысл в ситуации почти безнадежного хозяйственного упадка страны. С другой стороны, политическая борьба малочисленных, но множественных партий отличается сегодня акцентами на юридически-правовые вопросы. Поэтому прежние межпартийные разногласия — романтика первых лет национальной независимости и культурной самостийности — также сместились в юридически-правовую сторону: речь идет прежде всего о необходимости творения новых правил и норм "политической игры" в изменившихся обстоятельствах (создание новой конституции либо принятие парламентом законопроекта о власти, предложенного Л. Кучмой и т.п.). Иначе говоря, в политически-прогностическом мышлении как теперешнего истеблишмента, так и лидеров политических партий центральное место занимают вопросы общенационального, прежде всего экономического, выживания, — в итоге — сохранения своего политического статуса и, более того, усиления собственного политического влияния. Все это весьма резко контрастирует с первыми годами независимости, с цветением лозунгов преимущественно культурнического, идейно-мировоззренческого содержания.

Однако своеобразное пренебрежение к культурполитическому аспекту в деле прокладывания маршрутов будущей Украины вовсе не свидетельствует о его прогностической вторичности. Не следует только путать настоящую культурполитику (так мы будем называть реальный политический анализ и понимание социальнопрактического значения национально-культурных и цивилизационных — общекультурных — факторов для политического руководства страной) с быстро превратившимися в авторитарную догму национально-освободительными лозунгами политиков предыдущего времени. Подобная оценка культурного фактора в политике дает возможность подчеркнуть важность культурполитического мышления и практики в посткоммунистическую эпоху.

Для понимания социальных основ посткоммунистических сдвигов, а также определения возможных направлений будущего развития трудно переоценить прогностическое значение области культурно-политических представлений, ориентации, настроений, мотиваций политических действий. Об этой области коллективной жизнедеятельности на уровне языка повседневности говорят как об общем чувстве, общественном подъеме (воле, \20\ желаний, стремлении) , направленных в будущее на творение лучшего нового, на, так сказать, модернизирующую трансформацию существующего. Нечто аналогичное можно видеть на примерах амбивалентного времени известной "украинизации" 20-х годов (6), которая проводилась параллельно (и это не случайно) с процессом ускоренной индустриализации и насильственной коллективизации на территории Украины. Общим местом для современной социологии и культуроведения является признание базисного значения протестантского мировоззрения, протестантской этики для возникновения цивилизованных форм капиталистических отношений (7). На что же в этом смысле культурполитической прогностики мы можем рассчитывать в Украине сегодня и завтра?

Моделирование будущего Украины непосредственно зависит от ответа на вопрос о принципах достижения, условиях и предпосылках общеукраинского культурнополитического единства, а также осуществления соответствующей культурполитики со стороны нынешней или любой возможной власти. Вместе с тем, выбор между различными политическими версиями подобного единства является в то же время и выбором вполне определенных моделей экономической модернизации. Культурполитический выбор и политикоэкономические трансформации неразрывно связаны между собой.

Отталкиваясь от культурполитических установок, существующих сегодня в политическом сознании, можно определить, разумеется, сильно упрощая, следующие основные модели если не развития, то, по крайней мере, просто существования страны в потоке времени.

Как вполне вероятную можно рассматривать такую ситуацию, когда на весах общественно-политического выбора перевесит политическая модель этнокультурной общности. То есть — культурно-политическая модель организации общества и государства на началах радикально националистического понимания жизненного единства людей на территории Украины. При выборе подобной культурполитической ориентации в конечном счете неизбежны культурное, а поэтому и политическое взаимонедоверие регионов, федерализация — официальная или, скажем так, теневая; политические разногласия, обострение политических противоречий и (межрегиональные) столкновения. Ведь налицо существенные различия в переживании украинской идентичности населением разных регионов Украины. Если все это не приведет к гражданскому конфликту, то в облегченном варианте мы, тем не менее, будем иметь дело с непроизводительной, растянутой в историческом времени на годы ситуацией. Выбор такой модели может завести Украину в тупик.

Кроме того, политическая модель этнокультурного единства — сознательно или неявно для ее сторонников — генетически связана с традиционалистским видением мира, т.е. консерватизмом в отношении культурно-ценностных ориентации и связанным с этим консерватизмом политическим. Именно поэтому установка на модернизацию теряет для этой культурполитической модели конкретное значение вместе со всеми неотложными вопросами возможных экономических трансформаций рыночного характера.

Если же в условиях стремительного углубления общественно-политического кризиса, массового обнищания населения будет оказано предпочтение социальной модели политической общности (а она предлагается в коммунистических понятиях экономического равенства, второстепенности национально-культурных форм жизни), то в перспективе — исчезновение воли к самостоятельному государственному бытию, собственному хозяйствованию, угасание активности нации в целом.

Будущее "социальной" модели очевидно. Это возникновение новой формы зависимости, прежде всего от России, застой и культурно-политическая маргинализация. Модернизация в таком случае возможна лишь как повторение того, что уже создано другими. Начиная от формирования новых экономических отношений с собственной культурной спецификой и заканчивая внедрением и изобретением новейших промышленных, торговых, социальных технологий, — на всем этом крайне важном диапазоне человеческой деятельности исчезает самоактивность населения.

Противоречивый культурполитический опыт Украины последних лет побуждает отдать предпочтение такой государственно-гражданской модели, которая основывается на началах социально и политически стратифицированного общества с развитыми демократическими \21\ институтами. Однако это совсем не означает доминирования так называемого национально-культурного космополитизма.

Речь идет о создании на основе протодемократического ядра этнонациональной культурной связи людей — жизни, языка, повседневной жизнедеятельности — государственно-гражданской общности современного типа — политической нации. Исходя из общих принципов такой культурно-политической модели, только и можно создать максимально формализованную — т. е. культурполитически непринудительную — национальную политическую общность, в правовой открытости которой найдут собственную политическую легитимацию все ростки нового, экономически-модерные преобразования в том числе.

Посткоммунистические масс-медиа

Об уровне прогресса в направлении "подлинной демократии" чаще всего судят исходя из факта так называемой открытости средств массовой информации (СМИ) — отсутствия внешней цензуры, неограниченности в выборе тематики, множественности изданий и т.д. Как раз лозунг "гласности" стал непосредственным поводом повсеместного использования понятия демократии для характеристики посткоммунистических преобразований, в целом — в том числе и для характеристики даже тех постсоветских явлений, которые никоим образом нельзя причислить к демократическому движению. Тем не менее средства массовой информации на самом деле служат главным показателем, критерием, своеобразным масштабом измерения "уровня демократичности" общества.

Дело в том, что именно СМИ по своей сути наиболее адекватно воплощают главный признак демократически организованного общества. Уже по способу своей деятельности СМИ являются ни чем иным, как концентрированным выражением идеи открытого публичного дискурса, социальным институтом по организации межчеловеческого диалога, возможного гражданского консенсуса. Конечно, нельзя забывать и об оборотной стороне — о социально-деструктивном потенциале СМИ (возможность идеологической "обработки" населения, прививка удобных властям мыслей и воззрений и т.п.). Поэтому для поверки идеи демократии в Украине как и понимания перспектив ее ближайшего и более отдаленного будущего следует более внимательно присмотреться к характеру функционирования сегодняшних украинских СМИ.

Если вспомнить еще раз о сущности того, что сегодня называют средствами массовой информации, то уже из самого названия можно сделать вывод, что речь идет о средствах, выполняющих функцию посредников человеческого общения — т.е. медиаторов — в современном обществе. Традиционно их понимают как средства передачи информационных потоков от человека к человеку, от одной группы, сообщества к другому. В этом случае считают, что масс-медиа информируют, т.е. "внутренне формируют" наше сознание. Это верно лишь наполовину.

Ведь в качестве посредников между нами масс-медиа сами уже являются той реальностью, в которой мы живем. Поскольку социально-политическая ткань нашей жизни ткется из наших же взаимоотношений, то и масс-медиа придают либо, наоборот, не придают ткани бытия узор определенного осознания , "модной" стилистики, т.е. капитально влияют на организацию и режим протекания человеческих взаимоотношений. Уже сам факт, освещения одних событий в масс-медиа, их тематизация, интерпретация в фокусе внимания (и невнимание к другим) — все это делает СМИ реальностью, с которой необходимо считаться.

Кроме того, информация имеет еще одно важное свойство: она (никогда) не бывает нейтральной, инертной средой относительно людей, как бы ни доказывали противоположное. В средствах массовой коммуникации информация всегда являет собой реализованный язык — факты речи, речевые действия, даже если это письменный текст или картинка на экране. Я вещаю, я фиксирую ваше внимание на событии, на персоне и, значит, я в этом действии, в этом, на первый взгляд, невинном акте информирования массово, общезначимо утверждаю свое понимание, свое видение, свою волю к власти. Как раз поэтому средства массовой информации — это одновременно средства утверждения в массах властных интенций, желаний, ожиданий, устремлений. В этом смысле масс-медиа верно понимаются как \22\ власть, а именно — "четвертая власть". Владение информацией и господство над ее распространением очень близко соприкасаются с властным господством и силовым формированием сознания и, соответственно, жизни людей.

Об этом не говорилось в условиях тотального влияния коммунистической идеологии и компартийной печати. Существовала одна власть, одна идеология, одна самоутверждающая воля. Подобная однородность, гомогенность, нивелированность информации и ее интерпретаций порождали сугубо просветительское ощущение роли масс-медиа. Возникала иллюзия, будто бы последние выполняют только прозрачную функцию предоставления Информации, являются средствами сбора информации и необходимого общественного контроля.

Нынешние изменения в бывших республиках на территории распавшегося СССР и даже шире — в странах бывшего соцлагеря, в том числе и в Украине, мы называем посткоммунистическими. В этом контексте следует различать два смысла термина "посткоммунистические масс-медиа". Во-первых, посткоммунизм воспринимается (и это естественно, хотя и не вполне точно) как то, что возникает и существует "после коммунизма". Но, говоря точнее, во-вторых, "после коммунизма" первым наступает разрушение коммунистического статус-кво, т.е. первой возникает критика коммунистического режима, его отрицание, идейное преследование старых форм сознания, общественной психологии, идет "деформация образца" средствами массовой информации. В так называемую "эпоху гласности" много говорилось об информационной свободе, плюрализме и т. п. На самом же деле в виду имелось одно — возможность деформировать "коммунистический образец". Но вместе с реализацией этой прекрасной цели, с того же самого места ведет свое начало деформация еще только нарождающихся, новых" старых" масс-медиа.

М.Хайдеггер метко заметил: кто преследует, тот и следует. Кто лишь разрушает, тот сам разрушается, добавим мы. Радикальное преследование "коммунистичности" либо "националистичности" как условие конституирования новейших масс-медиа, как способ их "посткоммунистического" существования есть ничем иным, как продолжением тоталитарного типа понимания и практикования информационной машинерии. Именно так в свое время появились и ныне перебиваются в Украине многочисленные газеты, журналы, радио и TV-программы, которые, опять-таки, пытаются превратить информирование в средства формирования у людей новых политико-идеологических стереотипов, навязать — в конечном счете — требуемое понимание человеческих взаимоотношений в соответствии с характером наличного политического режима.

Конечно, отсюда еще далеко до реально демократических масс-медиа. Все это — лишь упрощающее разрушение близкого прошлого и, к сожалению, в то же время самих себя. Поэтому под названием посткоммунизма следует понимать не только деструкцию "образца", не просто деформацию старого информационного пространства и прошлых форм человеческих связей. Период посткоммунизма — прежде всего утверждение в СМИ плюральности взглядов, направленных в первую очередь на создание принципиально нового в человеческих отношениях и социальных связях, а не на тотальное разрушение старого и, тем самым, неототалитарное формирование некоего должного "нового образца".

Новую роль средств массовой информации, когда они действительно предстают в качестве массовых медиаторов, посредников между людьми, достаточно полно выражает понятие развитой общественности. Последнее можно определить как открытость информации в гражданском обществе, т.е. как возможность делать достоянием гласности все властные действия, все (и в первую очередь властные) направленные на других акты принуждающей воли. При этом теоретики открытой коммуникации (Ю.Хабермас) используют прекрасное выражение Канта, раскрывающего подобное состояние открытости гражданского общества понятием "резонирующая публичность". В контексте такого понимания общественная функция масс-медиа заключается вовсе не в том, чтобы формировать некоторого "нового" человека, скажем, "сознательного украинца" вместо пресловутого "homo soveticus". Ведь СМИ только при условии служить медиаторами развитой общественности из средств власти для правящей элиты превращаются в действительных посредников масс, в масс-медиа как таковые. Лишь в \23\ этом случае СМИ способны "формировать", т.е. создавать такие общественные условия, такую общую реальность жизни, что были бы значимыми для всех: "красных" и "розовых", "зеленых" и "черных", националистов и коммунистов и т.п. Только на этом основании возможен подлинный плюрализм мыслей, взглядов, слова и аргументации, текстов и, в конечном счете, создания равных и достаточно справедливых условий уравновешивания множественных волевых и властных устремлений.

В условиях системы открытой коммуникации станет возможным и новый тип дискурса — внепартийный, общественный, гражданский. Поэтому ситуация посткоммунизма — это на самом деле ситуация не только и не столько многопартийности и потому якобы плюралистичности, будто бы "свободы" прессы. Это ситуация возникновения внепартийных и, значит, на самом деле плюральных массмедиа. Это начало становления открытых масс-медиа в перспективе создания гражданского общества.

* * *

Путь Украины с точки зрения демократии и собственных национально-культурных перспектив развития может пролегать только в направлении создания (со стороны государства, политической власти) всех возможных условий для организации современного базиса политического консенсуса нации. Подобным базисом есть гражданское общество, связь между людьми в котором отличается от естественно-исторической нациоэтнической, "культурнической" развитостью частных интересов, их рациональным обоснованием (аргументацией), исходной независимостью людей от существующей власти. Речь идет о будущем — организации на основе национально-культурного ядра протодемократической общности института будущей демократии, единства политической нации. В этих условиях отойдет в прошлое противоестественная связь политики и культуры, когда политики, используя для своей легитимации наиболее близкие людям национально-культурные чувства и переживания, в свою очередь, не способны ничего дать ни людям, ни культуре уже потому, что не в состоянии понять различие между культурой и политикой в современную эпоху. Для этого нужно и много, и мало — видеть демократическую перспективу для общества, т.е. быть демократом не на словах и не в лозунгах.

Примечания

1. "Политическое господство — господство свободных и равных над собой". — См.: Хабермас Ю. Демократия. Разум. Нравственность. Лекции и интервью. М., 1992, с.31, 66.

2. См.: "Habermas Jürgen. Legitimation Problem in the Modern State // Habermas Jürgen. Communication and the Evolution of Society. Heinemann. London, 1976, p. 178.

3. О национально-культурных предпосылках легитимации первой посткоммунистической власти в Украине более детально см: "Політична думка", №1, 1993 (укр. и англ. яз.), с. 30-32.

4. Кант И. Идея всеобщей истории во всемирно-гражданском плане // Кант Иммануил. Соч. в 6-ти тт. Т. 6., М., "Мысль", с. 21. Про универсалистские — общецивилизационные — предпосылки идеи демократии, см.: Соловьев Э. Ю. И.Кант: взаимодополнительность морали и права. М., 1992, с. 14- 27.

5. Наиболее основательным исследованием этого тезиса мы считаем: Habermas Jürgen. Legitimation Problem in the Modern State // Op. cit, pp. 178-206. О противоречиях становления политического дискурса в Украине см.: Клепиков Андрей. Zoon politicon учиться говорить: политический дискурс в посткоммунистической Украине // "Политическая мысль", № 3, 1994, с. 25-31. В связи с этим отметим, что и понятие консенсуса в точном смысле особенной процедуры достижения взаимоприемлемого соглашения в результате публичного обсуждения не совпадает с той ситуацией, которую мы выше назвали "протоконсенсусом" — "немой" этнокультурной общностью людей.

6. Имеется в виду процесс массового перехода на украинский язык во всех формах общественной коммуникации и ведения делопроизводства, сопровождавшийся подъемом украинской литературы и филологии в широком смысле. Наиболее крупные представители этого процесса "первого украинского культурного возрождения" — Валерьян Пидмогильный, Микола Зеров, Микола Хвыльовый (Фитилев) и др.

7. Основное положение М. Вебера о принципиальной "первичности" культурных-религиозных — мировоззренческо-этических — сдвигов в обществе по отношению к его дальнейшим социально-экономическим трансформациям изложено в его широко известной работе "протестантская этика и дух капитализма" (См.: М. Вебер. Избранные произведения. М., 1990, с. 61-272.).

Повернутися до головної сторінки